Гетманов Н.М. За Отчизну — по присяге и по совести.

Материал из Архив мемориала Донские казаки в борьбе с большевиками
Версия от 19:24, 19 февраля 2021; Chiga (обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску

ЗА ОТЧИЗНУ — ПО ПРИСЯГЕ И ПО СОВЕСТИ.
Николай Михайлович Гетманов (США).

Часть первая. ЮНЫЕ ГОДЫ И СЛУЖБА ЗА КАСПИЕМ.

Михаил Демьянович родился 8-го ноября (ст. стиля) в день Св. Архистратига Михаила в 1891-м году в Санкт-Петербурге. Древние корни семьи его уходят, и след их теряется, в 16-ом столетии, как и большинства Кубанцев — выходцев с Сечи Запорожской, переселившихся на Черноморское побережье, а затем распространившихся на восток по-над северными отрогами Кавказа. Дед Михаила Демьяновича участвовал во всех фазах покорения Кавказа и даже умудрился выкрасть из горного аула красавицу черкешенку, перешедшую из мусульманства в православие и вышедшую замуж за бравого есаула и лихого джигита-наездника. За выслугу перед Отечеством, и будучи уже в генеральских чинах, дед удостоился звания потомственного дворянина. Отец Михаила Демьяновича, генерал Гетманов, проведший также большинство своей жизни на Кавказе, прошедший Русско-Турецкую войну и покорение Закаспийской Области, был назначен на службу в Санкт-Петербург.


Первые шаги Миши, и вскоре появившегося на свет брата Сергея, обликом жизни традиционно-военных семей не многим отличались от жизни остальных детей казачьего сословия тех времен.

Getmanovi.JPG

Михаил Демьянович и Николай Михайлович
Гетмановы. Филадельфия, 1962 г.

Окончив службу в Петербурге ген. Гетманов вернулся домой на Кубань, в станицу Николаевскую Лабинского Отдела. Ставши вскоре Атаманом Кавказского Отдела, ген. Гетманов переехал со всей семьей в станицу Кавказскую, где находилось управление Отдела.
В 1901-м году Миша был зачислен в Владикавказский кадетский корпус. На следующий год за ним туда же зачислен и брат его. Миша, родившийся «левшой», к тому времени весьма недурно начал играть на скрипке, перестраивая для этого инструмент, чтобы играть левой рукой. Так как «левшество» во времена те не очень поощрялось, то был он, по его же словам, смеясь, «мастером на обе руки….». С малых лет у Миши также была склонность к сочинению стихов, которые, хотя своеобразные стилем, но были весьма неплохи. Появился у него также большой талант к рисованию.
К большим праздникам и на летние каникулы оба брата кадета приезжали домой в станицу Кавказскую, где летом обычно собиралась вся довольно обширная семья Гетмановых.
В корпусе, судя по отзыву его однокашников по классам, Миша не всегда был «паинькой»… Так, например, будучи в пятом классе, в Великом посту, как полагалось на четвертой неделе, все кадеты поротно отправлялись на исповедь… Когда дошла очередь до Миши и батюшка начал его спрашивать о различных вещах, принятых на исповеди, то получал один и тот же ответ — «никак нет, батюшка!». К счастью батюшка был с юмором (он к тому же обладал весьма сильным и звучным басом) и после дюжины Мишиных «никак нет-с» во весь голос провозгласил. «Василий! (один из дьяконов) — неси кадило!.. новый Святой нашелся!.. “
Корпусной заштатный музыкант, исполняющий должность горниста, страшно боялся зверей… Миша приручил корпусного барана гоняться за горнистом по учебному плацу, пытаясь подбоднуть того… С карцером Миша тоже был хорошо знаком…
Перед окончанием кадетского корпуса Миша по собственному желанию подает прошение в 1909-м году на поступление в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге и принимается в казачью сотню училища в августе того же года.
С переходом на старший курс училища (в сентябре 1910-го года) Михаил Демьянович переименован в войсковые урядники. Занятия в училище были весьма требовательными и по специальности. Вдобавок ко всем военным и кавалерийским предметам, исключительно в казачьих сотнях, обязательной была джигитовка. Михаил Демьянович слыл в ту пору одним из лучших джигитов и неоднократно выступал в Михайловском манеже на воскресных «разводах караулов» в Государевом присутствии. Помимо всего остального от его сотни зачастую наряжался караул в Зимний дворец и Михаил Демьянович часто стоял в парных караулах во внутренних покоях. Он рассказывал о многих курьезных приключениях во время несения караулов. Парные часовые, например, стояли во внутренних покоях Государевых как два изваяния… Проходившим высшим чинам и свитским генералам караулу по уставу полагалось брать шашки «подвысь»… В то же время форма Государевых курьеров состояла из одного эполета с аксельбантом… скосивши глаз без движения головы, караул нередко брал «подвысь» к несказуемому удовольствию промелькнувшего курьера и смущению караула. Здесь нужно отметить, что сам Государь старался как можно реже проходить мимо, чтобы «не дергать безмерно часовых…».
В Марте 1911-го года Михаил Демьянович переименован в младшие портупей-юнкера, но, будучи от природы веселого нрава и кипящим энергией молодости, перешагнув дозволенное, в июне того же года был лишен этого звания.
По окончании курса Николаевского кавалерийского училища в августе 1911-го года, по Высочайшему приказу, Михаил Демьянович был произведен в хорунжие и выпущен в 1-й Кавказский Князя Потемкина-Таврического Кубанский казачий полк.
1-й Кавказский полк нес в то время пограничную службу вдоль Афганской и Персидской границ. Сотни полка были растянуты по-над Персидской границей от Геоктепе на западе, в Асхабаде, Каахках, Серакхе, Кушке и вдоль течения по реке Аму-Дарье, отделяющей Россию от Афганистана.
28-го августа 1911-го года Михаил Демьянович прибыл в штаб полка, находившийся в гор. Мерве Закаспийской области, в песках Каракорума. В начале сентября он был командирован в лагерь полка под крепостью Кушка — самая южная точка Государства Российского, и назначен младшим офицером 3-ей сотни. В те времена в Туркестане, кроме военных и нескольких их семейств, русского населения вообще не было, и по сравнению даже с городом Мервом, немногочисленные селения постов по-над границей были действительно глубоким захолустьем. Самой большой достопримечательностью Кушки была чайхана с громкой вывеской «Сад Фантазыя Здэс», сам же «сад» был представлен тремя или четырьмя чахлыми кустиками карагача, покрытыми толщеннейшим слоем пыли (за Каспием, в большинстве случаев, за исключением редких дней, все покрыто маревом пыли)… зато сколопендры, скорпионы и фаланги были в изобилии и всюду, куда не взглянешь, — пески, пески, пески… да еще кое-где стоял одинокий ядовитый анчар и жалкий саксаул… Все продовольствие для сотен подвозилось веткой железной дороги, шедшей из Мерва через Тахта-Вазар и Калай-Мор в Кушку, а дальше вьючными лошадьми и верблюдами…
В октябре того же года в составе 3-ей сотни Михаил Демьянович возвращается в Мерв и назначается помощником начальника учебной команды.
Хотя, на первый взгляд, жизнь военных на далеких российских окраинах казалась тусклой и монотонной, особенно в мирное время, люди приспосабливались и умели создать себе некое подобие нормальной жизни. Семейные офицеры старшего состава зачастую брали под свои крылья, так сказать, холостую «молодежь». В свою очередь, более старшие из молодых покровительствовали «юнцам», недавно прибывшим из училищ в порядке по-степенного укомплектования полка и на смену ушедшим в запас или отставку. Все это способствовало сплочению офицеров и казаков полка. Частые перемещения сотен по постам с периодическим возвращением в, так сказать, центр деятельности — гор. Мерв и встречи после продолжительного отсутствия — все это крепило членов полка в одну крепкую семью. На постах же и в лагерях в особенности молодежь умудрялась развеселить себя разного сорта развлечениями. Помнится, к примеру, в Каахках был хорунжий С-ко, слывший в сотне шутником над другими, устраивая мелкие пакости. Проходя мимо, например, за спиной кого-нибудь из приятелей офицеров, и увидав маленький прорыв на косоворотке или бешмете, обязательно вставлял палец в прореху и дергал, делая дыру значительно больше, неизменно при том восклицая «Крючок!». Для него это было забавой, но остальным это было не очень смешно — доставать новую форму или даже починить имеющуюся на руках было весьма непросто. Решились его проучить… из его же вещевого мешка вынули все его рубахи и бешметы, ослабили гузыки и пуговки и сделали малые надрезы по-над швами перочинным ножиком, a затем понадевали на себя, кому что подошло. О… конечно С-ко был в те пару дней в восторге — он замечал все, даже самые малые изъяны — и его восторженный «Крючок!» слышался по нескольку раз в день, пока не напоролся он на одного из хорунжих — весьма флегматичного и спокойного, грузина по происхождению… Тот спокойно выждал, пока С-ко не провозгласил свой «крючок!» и говорит ему… « Дэры, дэры, дурак!.. своя рубашка дэреш!»… Кинулся С-ко к своим вещам — нет его рубах, нет бешметов!.. Отучили!..
Жара стоит круглый год нестерпимая, достигая летом 52-х градусов в тени (!). Казаки зарывали сырые яйца в песок средь бела дня и через пару часов вынимали их из песка крутыми. Терпима была жара только потому, что влаги никакой не было. С севера пески Кизилкорума и Каракорума жаром своим почти всегда разгоняли тучи, а с юга Памир и Тянь-шаньский хребет не пропускали влагу муссонов с Индийского океана. Уходившая в Афганистан река Мургаб, которую в августе под Мервом курица могла перейти вброд, несмотря на свои малые притоки, исчезала в песках. По русской же территории Мургаб служил, так сказать, водохранилищем для большей части полка — с него доставляли воду в бурдюках на верблюдах для лошадей сотен. Главным же источником воды были, как их называли местные бухарцы и персы, «римские» колодцы, вырытые Бог знает когда и кем. Местные легенды говорят, что вырыты были эти колодцы римскими легионами во времена их походов на Индию (Прим.: По обоим северным, и особенно южным отрогам Кавказа по сей день находят остатки римских галер, тянутых волоком через перевалы Кавказского хребта из Черного моря к Каспию. Некоторые авторитеты доказывают, что колодцы эти строились войсками Александра Македонского во время его походов на Персию), но документальных подтверждений тому нет. Колодцы эти обложены камнем (в песках — ?!) и покрыты толстенными деревянными крышками. Глубина этих колодцев, вышаганная Михаилом Демьяновичем, доходила до пятиста шагов, и вода в них всегда была, по его описанию, «ледяная». Какими приметами местные находили точные места в безгранной песочной пустыне, неизвестно… вероятнее всего, люди полагались на чутье верблюдов, всегда безошибочно останавливавшихся у занесенной песками крышки колодца.
Во времена учений или длительных переходов сотни забавно было наблюдать, как лошади, идя широким аллюром и пересекая местные бахчи с арбузами и дынями, нагибались, не уменьшая скорости, и хапали с лозы половину зеленого сочного арбуза, утоляя тем самым свою жажду.
Поистине, вода — это источник жизни… В те годы в Мерве вдоль улиц были вырыты арыки, насыщавшиеся водой из Мургаба. Арыки эти имели двойное назначение — проточная вода их до некоторой степени освежала воздух города. Второе же заключалось в многочисленных ответвляющихся от них малых канавках, каждая из которых орошала частные жилища, сады, огороды и бахчи. Все эти малые арыки были перекрыты заставками, через которые каждому жителю вода открывалась ежедневно на определенный срок времени специальным городским надзирателем. За воду был установлен определенный ясык (дань-стоимость). Счет велся зарезками на расщепленной палочке, от которой половина была в связке на учкуре надзирателя, а другая половина у потребителя. Складывая две полушки вместе, надзиратель делал надрез на обоих половинах одновременно.- жульничества не было (смотри далее о наказаниях). В нескольких верстах к востоку от Мерва было местечко Байрам-Али, где находилась в то время дача наместника, окруженная садами как из сказки о Шехерезаде.
Скажем, кстати, о местных нравах, обычаях и т. п. того времени. Несмотря на проточную воду, к полудню в Мерве жизнь уходила вглубь саманных и глинобитных построек из песка, глины и верблюжьего навоза, сложенных кир-пичом и умирала до захода солнца. Затихал также и майдан (рынок), где помимо продуктов — овощей и фруктов, много было, так называемых, «меняльных» лавок. Эти постройки состояли из трех стен и крыши. Не говоря даже о дверях, передней стены вовсе не было — вместо нее был повешен ковер, откидывающийся для торговли. Ввиду разношерстности населения — афганцев, персов и даже турок (помимо малой толики русских) в ходу была самая разнообразная валюта — золото, серебро, медь всех видов, стоимости и государств — главным образом, конечно, серебро, почитающееся выше золота на Востоке (бумажных денег и в помине не было). Все эти деньги были обычно насыпаны ворохом в разных кучках на ковре, расстеленном на песчаном полу, а за монетами восседал, скрестя ноги, всегда толстый перс или бухарец, флегматично сосущий свой кальян и разглядывавший прохожих. К полудню он вставал, опускал ковер и уходил в чай-хану — лавка была закрыта. То же самое было и вечером — к девяти часам гасилась жирная плошка и опускался ковер на ночь. Деньги так и оставались лежать на полу кучками, кроме дневной выручки, которая относилась домой. Никаких краж не было. Если кража случалась, вора ловили (бежать-то ведь некуда — в пески что ли?) и спрашивали «какой рукой крал?»… и тут же на базаре шашкой отрубали кисть руки, левую или правую… тем самым, кроме наказания за кражу, метили вора на всю жизнь… Краж не было!!!
Если ловили человека, тайком пускавшего воду из арыка в свою бахчу или огород, связывали по рукам и по ногам, увозили в пески, зарывали по горло в песок и ставили глечик с водой перед лицом. Забрав шапку вора (все местные жители брили головы наголо), оставляли его в песках на солнцепеке. Суд был жесток, короток, но действителен… строго по писаниям корана.
В мае 1912-го года Михаил Демьянович назначен младшим офицером 2-ой сотни, и в составе ее, по просьбе шаха Персидского Резы (старшего) к русскому правительству — умиротворить местных князьков, уходит с карательным отрядом в Персию. После двухмесячного исполнения предписанной задачи он вернулся с сотней в Мерв.
В начале августа Михаил Демьянович командируется в город Ташкент для переписи лошадей, верблюдов и повозок для полкового обоза. Справившись с заданием в пару дней, откомандирован и прибыл в полковой лагерь под Ак-Тэпэ, откуда в начале сентября снова вернулся в Мерв. В штабе Михаил Демьянович получает назначение младшим офицером в 6-ю сотню в Дербент.
В начале декабря на территории Бухары вспыхивает чума и 6-я сотня дислоцируется на оцепление чумного очага. Так как против чумы лекарства не было, то спешившаяся сотня физически окружила местный поселок с приказом ничего живого, вплоть до крыс и мышей, за кордон не пропускать. Печально было видеть, как люди и животные погибали прямо на глазах от мала до велика, но ничего поделать было невозможно. Было несколько случаев, когда бухарцы ночью подползали к кордону, суля казакам деньги и золото, а потом с кинжалами кидались на них, пытаясь проскользнуть за кордон, в простоте своей не понимая, что все они были уже обречены на верную смерть. Чудом каким-то никто из казаков заражен не был. Когда последние признаки жизни, наконец, иссякли, казаки длинными баграми стаскивали останки людей и животных и заливали их известняком и керосином. Все, включая до пустых жилищ, одежды и домашней утвари, пришлось сжечь дотла, чтобы предотвратить распространение этой страшной болезни. Сотня провела восемнадцать суток, не покладая рук для нейтрализации очага, после чего вернулась 23-го декабря на основное место поста.
С самого начала 1913-й год выдался тяжелым для Михаила Демьяновича — в семье полковой произошло сразу два неприятных происшествия. С первого по второе января покончила самоубийством одна из полковых дам. Она была незамужней, но каким-то образом прижилась к полковому обществу, а в то время в этом захолустье каждому новому русскому человеку все были рады. Что послужило такому концу жизни ее, никто в точности не знал, хотя, как говорят, «слухами земля полнится»… В те времена понятие о долге и чести, особенно офицерской, были совершенно иного порядка и, хотя время дуэлей отошло в лету, честь считалась наивысшим качеством человека. Особенно высока она была у племен Кавказа, с которыми Кубанцы и Терцы так породнились своими адатами и обычаями. Так или иначе, но, узнав о смерти этой дамы, один из самых закадычных друзей Михаила Демьяновича 3-го января тоже покончил с собой. Никто так никогда и не узнал, что связывало между собой этих двух людей, и в чем была причина их обоюдной смерти. Смерть хорунжего М-ко в расцвете лет тяжело отозвалась в душе Михаила Демьяновича — под влиянием произошедшего были написаны им следующие строк

На Смерть М.О. Т-кой.
(в ночь с 1-го на 2-е Января 1913 г.)

Загадкой ты здесь появилась,
Загадкою здесь ты была-
И после кровавой развязки,
Загадкой для нас ты сошла.
Как можно похуже тебя схоронили,
Последнего долга тебе не отдав,
И люди вдобавок тебя оскорбили,
За что?! — Да, наверно, и сами не знав!
Почти все тебя обвинили
Что друга себе не по летам нашла,
Как будто бы сердцу приказывать можно
Кого нам любить и когда!?..
А если ошибка?- Ее искупила
Ценою ты жизни своей;
Тебя ж не спросили: — Неволей ли, волей,
Попала ты в царство теней ?!!..
Усни, успокойся, не мучься душою;
Не все обвиняют тебя,
Тебя никогда не осудит,
Кто сам погибает любя!..
  На Смерть Хорунжего М-ко.

Прощай же, мой юный товарищ,
Не долго на свете ты жил,
И жизни тяжелую чашу
Еще ты до дна не испил.
Но поднял ты чашу другую,
Ту чашу — с отравой любви!
И жизнь тем свою молодую
Ты кончил еще до поры.
И в мыслях не вяжется как-то,
Что тебя меж нами уж нет;
И сошел ты в сень гробовую
На самой заре юных лет.
Поведай, товарищ, мне правду,
Давно ведь друзьями с тобой,
Нашлась же наверно причина
Решиться на шаг, брат, такой?
Но нет мне на это ответа…
Лишь ветер порой просвистит,
Да крест над твоею могилой
Упорно ту тайну хранит.
Так будь же спокоен, коль сам не поведал
Нам тайны кровавой своей,
Тот крест никому не расскажет
О горькой судьбине твоей.

3-го Янв. 1913, гор. Мерв

***
В январе же 1913-го года Михаил Демьянович награждается орденом Серебряной Звезды 2-й степени Его Высочества Эмира Бухарского за труды, перенесенные при борьбе с чумой на русско-бухарской территории, а 1З-го февраля Высочайшим приказом награжден медалью в память 300-летия Царствования Дома Романовых. В середине апреля хорунжий Гетманов командируется в лагерь 2-го Кавказского полка под станицей Кавказской для обучения казаков и, прибыв на место, назначается наездником полка. Вскоре по прибытию, во время джигитовки кладет лошадь, которая, оступаясь, переламывает пальцы на правой руке, но перебинтовав руку, Михаил Демьянович отказывается от лазарета и остается в строю, продолжая джигитовку и исполняя должность наездника полка.
По окончании курса хорунжий Гетманов 10-го июля возвращается обратно в 1-й Кавказский полк и с сотней выступает в лагеря под Кушкой.
В лагерях и на постах людей донимали не столько жара, сколько упомянутые раньше насекомые. Особенно досаждали скорпионы и фаланги. Так как жизнь протекала в брезентовых палатках, то для предотвращения нашествия насекомых ставили палатки из двух стен и двойной крыши — по подолу же ставили жестяные желобки, наполненные водой. Периодически, особенно перед сном, когда снаружи становилось холодно (нередко под утро песок покрывался инеем), били по парусине палками, чтобы посбивать и потопить всю эту тварь в желобах. Отсюда, конечно, начинались и проказы… Михаил Демьянович помнит, как он в полночь в одном белье бегал по лагерю с наганом в руке крича «поймаю… пристрелю!..». Дело было в том, что засиделся он у палатки, так громко называемой «Офицерское Собрание», и немного навеселе, около полуночи, вернулся к своей палатке. Жили они в то время попарно. Чтобы не будить товарища, не зажигая подвесную лампу, он быстро разделся и скользнул в постеленную вестовым койку и почувствовал некое движение по ногам. Зажегши спичку, он увидел нечто, моментально вышибшее весь хмель из головы — около дюжины скорпионов! Он выскочил из кровати быстрей пули, но немного одумавшись, пришел в себя, наконец, и зажег лампу. При свете ее он установил два факта: во-первых — его товарища не было на своей койке, а во-вторых — у всех скорпионов «хвосты» (жала) были обрезаны… Можно понять его бешенство и последовавшее преследование виновного или виновных по лагерю.
Вообще-то, кроме ранней весны, когда яд очень крепок, укус черной фаланги или жало скорпиона, хотя и очень болезненны, вызывают страшный жар и громадную опухоль, обычно не смертельны. Персы и бухарцы ловят скорпионов и фаланг — кладут живыми вместе в стеклянную банку, заливают постным маслом и выставляют на солнцепек. Через несколько недель насекомые под влиянием температуры совершенно растворяются в масле. Это масло берегут и говорят, что если после укуса натереть как следует ужаленное место этим маслом, то все ограничивается небольшой краснотой и малой опухолью. Слава Богу, у Михаила Демьяновича никогда не было повода к такому лечению.
А вот со скорпионами молодежь тоже сумела придумать забаву: если бензином для зажигалки очертить в песке небольшой круг и поджечь его, а в центр посадить скорпиона, то, побегавши вокруг малую толику, он, остановившись в середине, жалит самого себя в затылок — другими словами кончает самоубийством. С черными фалангами (крупный вид ядовитого паука) поступали иначе — их выпускали у потревоженного муравейника. Интересно было наблюдать, как муравьи постоянной вереницей сами лезли в рот фаланге, которая их крошила пополам одного за другим. В конце концов, один из муравьев изощрялся проникнуть в рот фаланги и наносил укус муравьиным ядом в небо рта, после чего она моментально вытягивалась во всю длину (до трех дюймов) и умирала — взвалив ее победоносно на свои плечи, муравьи утаскивали добычу к себе в подземелье — победа же доставалась нелегко, судя по куче переполовиненных муравьев, остававшихся на «поле брани»…
Когда развлечений по постам мало, то и продолжительное наблюдение за муравьями -тоже впрок.
***
По окончании лагерного сбора Михаил Демьянович возвращается в гор. Мерв в сентябре и, будучи переведен во 2-ю сотню, прибывает снова на афганскую границу, в Тахта-Базар, где и остается до мая 1914-го года. 4-го мая хорунжий Гетманов командирован в лагерь 2-го Кавказского полка под станицей Кавказской с назначением в командиры 2-й сотни 2-й очереди до прихода старшего в чине, которому сдает командование сотней и возвращается опять к месту постоянной службы — гор. Мерв, а затем в Каахка. По прибытии туда Михаил Демьянович по совету товарищей обзаводится джайраном — малой молодой козочкой, которая к нему очень быстро привыкла и ходила всюду за ним как тень. Спросите, почему коза? Совет был весьма практичный — козы едят скорпионов за милую душу и при этом без всякого себе вреда. Местные говорят, что скорпионы и прочая нечисть не переносят козий запах и уходят. Так или иначе, но скорпионы перестали быть больной проблемой на постах и в лагерях для Михаила Демьяновича. Беда же, однако, пришла с иной стороны — козы обожают есть табак и, как ни прятал Михаил Демьянович свои папиросы в тумбочках или ящиках, его коза всегда умудрялась его облапошить и оставить без курева. Через некоторое время Михаил Демьянович так же приручил к себе зэм-зэм, вид крупной песчаной ящерицы, которая весьма успешно охотилась за скорпионами и сколопендрами (вид крупной гусеницы — очень ядовитый), и, по крайней мере, не претендовала на его табачные изделия или что другое. Ему вообще всю жизнь везло с животными – они к нему так и льнули…
Михаил Демьянович был всегда уважаем и любим, как своими товарищами-офицерами, так и всеми казаками, за его честность, порядочность и заботу о подчиненных. Офицеры звали его Миша — Джан (по-горски: душа-человек!), так же отзывались о нем и все казаки за его спиной. Из-за веселого его нрава и дружеского обращения со всеми он был постоянным «тамадой» на всех увеселениях в полку и отзывались о нем с улыбкой старшие и младшие много лет спустя.
Несмотря на добросовестное отношение к службе, будучи от природы весьма любознательным, Михаил Демьянович выкраивал время поскитаться по Закаспию, побывать в Самарканде, где находилась гробница Тамерлана, в Асхабаде и Мешхете. Имея хорошие способности к рисованию, он запечатлел много бытовых видов (значительно позже, со слов его сослуживцев того времени, в частно-ти, полковников Ф. И. Елисеева и Зарецкого — нач. штаба Мих. Демьян. во время гражданской войны. Прим. Автора) от гор Памира и величественного, вечными снегами покрытого «Хан-Тенгри» («Подножие Божьего Трона») до чай-ханы в Кушке. Единственно, не давались Михаилу Демьяновичу людские фигуры, а потому всегда отходящие вглубь эскизов бесформенными пятнышками, к добродушной потехе его приятелей.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.ВЕЛИКАЯ ВОЙНА И РЕВОЛЮЦИЯ

Getmanov 2.JPG
Групповая фотография 1912 г. На обратной стороне
надпись: «Генералу М.Д. Гетманову от однополчанина
полк. Ф.И. Елисеева 24.9.1949 в знак 1-й встречи с
1914 г., после гор. Мерва. Господа офицеры 1-го
Кавказского полка Кубанского казачьего войска в 1912
г. в г.Мерве, Закаспийской области.
Слева направо: 1.Подъесаул В.Н.Авильцев, полковой
казначей,в чине полковника сослан в Екатеринбург в
1920 г. Дальнейшая судьба неизвестна.
2. Хорунжий Мих.Демьян.Гетманов,казак станицы Ни-
колаевской, Лабинского отдела, выпуска 1911 г. сотни
Николаевского кав.училища, жив, в Германии, в
американской зоне, в чине генерала.
3. Сотник Ив.Ив(?) Забий-Ворота, казак ст. Кавказ-
ской, полковой адъютант, в чине полковника расст-
релян во Владимире в 1929 г.
4. Подъесаул Н.Н.Постников — полковник, жив, в Нью-
Йорке. 5. Есаул Мих.Ив. Суржиков, казак ст. Николаевской,
командир 5-й сотни до 1913 г. В чине полковника и
должности командира полка — брошен на штыки солда-
тами 54 Дербанского полка 19 пех. дв. в июле 1918 г.
во ст.Ладожской в числе 68 офицеров Куб.каз.в. при
превождении от ст. Армавир и не далее Екатеринодара…
6. Сотник С.(?) Доморацкий — в чине войскового старшины
погиб вместе с полк. Суржиковым.
Однополчанин — полковник Ф.И. Елисеев, 24.9.49,
Нью-Йорк»

По мобилизации 18-го июля 1914-го года, согласно расписания, хорунжий Гетманов переведен во 2-ой Кавказский полк и назначен младшим офицером 1-й сотни. 24-го июля он командируется в штаб в гор. Проскуров с секретным пакетом, где ожидает свой полк. По прибытии полка присоединяется и в составе полка 6-го августа переходит австрийскую границу у гор. Гусятина. Его 2-я Кубанская дивизия 8-го августа вошла в состав отряда свиты Его Величества генерал-майора Павлова.
29-го августа хорунжий Гетманов ранен шрапнелью в ногу, но остается в строю, и в первой половине сентября с боем переходит перевал Бескиды, пересекая границу Венгрии у села Волос, но приказом свыше в составе полка отходит в город Скяле.
В начале октября хорунжий Гетманов назначен формировать дивизионную пулеметную команду. По окончании формирования сдает команду и назначается начальником конвоя начальника 2-й Кубанской дивизии. В конце октября по личной просьбе откомандирован в полк младшим офицером 1-й сотни. В конце ноября в составе полка переведен в Петроград, где полк занимал посты вдоль Финского залива. В то же время назначен заведующим оружием с оставлением в должности младше-го офицера. С декабря месяца хорунжий Гетманов так же исполняет должность полкового адъютанта до выступления полка на Германский (Западный) фронт.
В январе и в феврале месяце 1915-го года Высочайшим приказом хорунжий Гетманов награждается четырьмя орденами: Св. Анны 4-ой степени с надписью «За Храбрость»; Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом; Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом и Св. Станислава 2-ой степени с мечами — за участие в боях с начала войны и личные заслуги и подвиги.
18-го марта полк выступил на германский фронт и хорунжий Гетманов был назначен младшим офицером 2-й сотни, оставаясь заведующим оружием полка, а к концу марта назначен командиром 1-й сотни на законном уже основании. В мае месяце Михаил Демьянович сдает сотню старшему в чине и формирует полковую пулеметную команду, то принимая, то сдавая 3-ю сотню, из-за ранений очередных командиров, вплоть до июля месяца, когда окончательно принимает командование 3-й сотней, как старший по чину, оставаясь, к тому же, начальником пулеметной команды. 7-го сентября под селом Келейцы ранен в правую ногу со сквозным ранением правого бедра, что заставило его сдать командование сотней, пулеметную команду и заведование полковым оружием и эвакуироваться в тыл, где Высочайшим приказом от 5-го ок-тября 1915-го года за выслугу лет он произведен в чин сотника со старшинством от 6-го августа сего года. Обождав закрытие раны, сотник Гетманов 24-го октября возвращается на фронт и принимает 3-ю сотню — в тот же день он Высочайшим приказом вторично награждается орденом Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом. В добавление ко всему, опять же в тот же день, приходит и Высочайшее утверждение о праве ношения ордена Се-ребряной Звезды 2-й степени Его Высочества Эмира Бухарского.
С октября 1915-го года по август 1916-го года он участвует в постоянных боях без единой царапины. 12-го августа пополудни, ведя, как всегда, свою сотню в конную атаку, сотник Гетманов получает двойное ранение: одно — сле-пое в грудь, второе — в левую руку выше локтя, с раздроблением кости. Его лошадь была убита под ним наповал и Михаил Демьянович остается лежать на вспаханном поле почти у позиций противника. Из-за тяжелого немецкого пулеметного обстрела уцелевшие казаки его сотни, лишь дождавшись ночной темноты, под постоянным огнем, ползком выволокли своего сотника — по старому казачьему обычаю «сам погибай, а товарища выручай», — по пахоте в свои окопы, откуда он был эвакуирован сначала в полевой лазарет в Вилейке, а затем в госпиталь в гор. Минск. Все четыре казака, спасшие его, были представлены к солдатским Георгиям 2-ой степени.
Огромную потерю крови удалось отчасти восстановить вливанием переваренного соляного раствора, но из-за долгого лежания и волочения тела по пахоте, у Михаила Демьяновича началось заражение крови, так что хирургам пришлось отнять всю левую руку, включая плечевой сустав. Ожидая отправки в госпиталь, расквартированный тогда в Новоселках, Михаил Демьянович еще умудряется сдать командование сотней по уставу. В госпитале сотник узнает, что за ранение еще по первому году войны, его старшинство в чине переносится на 6-ое августа 1914-го года.
Уже через две с половиной недели после ранения и ампутации руки, Михаил Демьянович подает прошение на Высочайшее имя для возвращения в строй. 10-го октября 1916-го года Высочайшим приказом сотник награждается орденом Св. Равноапостольного Князя Владимира 4-ой степени с мечами и бантом, а в конце ноября получает разрешение Государя на возвращение в строй и 23-го декабря возвращается в полк, где принимает командование 5-й сотней. В тот же день приходит Высочайший приказ о произведении в чин есаула со старшинством с того же дня. С декабря 1916-го года по апрель месяц 1917-го года Михаил Демьянович водит свою сотню в конные атаки или держа уздечку в зубах, или подторачивая ее на седло под одну из ног. Несмотря на то, что он был левшой, рубку шашкой он делал любой из рук с тем же успехом, как и раньше. Первого апреля он награжден орденом Св. Анны 2-ой степени с мечами.
В течение всего 17-го года есаул Гетманов пытается бороться с умопомрачением, охватившим народ и всю армию. Это ему удается только лишь в непосредственном кругу казачества своей сотни, неограниченно верующего в своего командира и гонящего в три шеи всех агитаторов, присылаемых со стороны и пытавшихся всеми правдами и неправдами разложить дисциплину и устой части. Заимствуя от кого-то из именитых писателей того времени, он вписывает горькую истину момента:
Нет ни совести, ни чести,
Все с г….. смешали вместе,
С красным знаменем вперед
Оголтелый прет народ…
16-го декабря 1917-го года не признав «выборного начала», есаул Гетманов выступил со своей сотней из-под Орши. К нему добровольно примкнула большая часть казаков из 6-ой сотни. Весь его эшелон прибыл 20-го декабря в гор. Новгород-Северск на Украине и погрузился в поезд на станции Пороговка.
Прибывши с эшелоном в Новочеркасск, есаул получает телеграмму от Кубанского Войскового Правительства, согласно которой он распускает свой эшелон 6-го января 1918-го года, сам же продолжает со своим неотступным ординарцем свой путь в Екатеринодар, где 8-го января является командиру своего полка, и 12-го зачислен в контрразведывательное отделение полевого штаба Кубанского войска. 14-го есаул командируется в хутор Романовский с секретным поручением: установить место расположения и выяснить силы большевиков. Во время проведения задачи опознан казаками хутора и арестован Романовским комитетом. 24-го ему удается скрыться из-под ареста и вернуться в штаб войска, где он зачислен в отряд полковника Лисовицкого. 28-го февраля есаул Гетманов выступает с частями из Екатеринодара в составе Черкесского дивизиона. По соединении дивизиона с армией ген. Корнилова Михаил Демьянович 12-го Марта переходит в Донской офицерский конный отряд имени ген. Бакланова и с ним проходит «Ледяной» поход и все бои, вплоть до неудачных штурмов Екатеринодара. (Значок Первого Кубанского Похода номер З51).
После кончины ген. Корнилова Михаил Демьянович с боями продвигается назад в направлении Ростова, участвуя в конной атаке при селе Лежанке. В Страстную Субботу, 22-го апреля назначается отрядным вахмистром в станице Мечетинской. По окончании Первого Кубанского похода (30-го апреля 1918 г.) Есаул Гетманов продолжает оставаться при конном отряде ген. Бакланова до июня месяца. 2-го июня он переходит во 2-й Сводно-Кубанский полк К.К.В. и назначается помощником командира по строевой части. В том же месяце приказом по Вс. Войску Донскому № 297 за боевые отличия произведен в войсковые старшины с старшинством с 19-го июня 1918-го года, а месяц спустя, 19-го июля, назначен командиром 2-го Сводно-Кубанского полка.
В бою с большевиками 28-го августа Михаил Демьянович ранен осколками разорвавшегося снаряда слепым ранением в бедро правой ноги и подбородок, а также сильно контужен (мед. свид. № 275) и доставлен на перевязку в мед. пункт. В тот же день, по окончании перевязки, возвращается к своему полку и ведет его опять в конную атаку. Снова ранен — на сей раз слепое ранение в грудь, в левую сторону. По дороге на перевязочный пункт Михаил Демьянович ранен в третий раз — на этот раз пулей в спину (мед. свид. № 276 и 277). В лазарете по вскрытии грудной полости хирург устанавливает, что пуля остановилась в сердечной сумке над входным клапаном. Результатом попытки удаления пули будет немедленная смерть. Доктор оставляет пулю в сумке и зашивает ранение. Во время лечения и выздоровления в тылу, на основании приказа по Доброармии № 6 и по Кубанскому казачьему войску № 183, 27-го октября 1918-го года Михаил Демьянович переименован в полковники со старшинством со дня приказа. По консультации врачей, что раны затянулись в достаточной степени, 18-го ноября 1918-го года Михаил Демьянович возвращается в строй и принимает командование 1-й бригадой 1-й Кубанской казачьей дивизии до 2-го апреля 1919-го года, когда вызывается штабом Главнокомандующего и служит при штабе до 3-го июня, затем из-за ранения начальника, принимает командование 1-ой Кубанской казачьей дивизией. Командуя дивизией, контужен в бою с большевиками под немецкой колонией Мариенфельд (Саратовской губернии), но остается в строю.
Проезжая с Сидором, своим ординарцем, через только что отбитую у красных колонку, Михаил Демьянович натыкается на труп, судя по всей видимости, комиссара в кожаной куртке, кожаная же кепка с красной звездой валялась тут же… Осколком снаряда, видно, сорвана была верхняя часть черепа, и свинья выгрызала мозги… Сидор остановил свою лошадь, покачал головой и, не обращаясь ни к кому в частности, молвил «в борьбе обрел ты право свое!»…
22-го сентября полковник Гетманов сдает дивизию вернувшемуся начальнику и снова принимает 1-ю бригаду. 7-го октября, ведя бригаду, ранен в конной атаке пулей в правое бедро под сел. Прудки (Саратовской губернии) и эвакуирован. В декабре месяце по закрытии раны, возвращается в строй и 7-го декабря выводит свою бригаду на Царицынский фронт. Ввиду тяжелых потерь бригады в боях последующих дней, Михаил Демьянович 18-го Декабря сводит 1-ю бригаду в полк и остается командиром полка.
В январе 1920-го года полковник Гетманов отводит свой полк в 3-ю Кубанскую дивизию и, сдав его, возвращается в штаб Кубанского корпуса для получения бригады во вновь формируемой 1-ой Кубанской дивизии. В феврале месяце 1920-го года приказом по Кубанской армии Гетманов назначен командиром Хоперской бригады и, прибыв в станицу Невинномысскую, 18-го февраля принял командование.
Ввиду разложения в строю, сдал бригаду по собственному желанию и зачислен в резерв чинов в середине апреля, но, по просьбе казаков и депутатов от частей, снова принял Хоперскую бригаду, перевел ее у мест. Новый Ад-лер (с. Веселое) в Грузию и 20-го апреля был интернирован. Передав бригаду младшему по чину, Гетманов добирается до Батума 12-го мая, где является представителю Русской армии генерал-майору Драценко, откуда, согласно предписанию, 19-го мая направляется в город Севастополь в распоряжение дежурного генерала штаба Главнокомандующего, коим назначен в распоряжение начальника Кубанской казачьей дивизии, куда и прибыл 22-го мая. В конце того же месяца Гетманов был назначен в офицерскую сотню Кубанского запасного батальона, где пробыл до середины июля, когда, согласно собственному желанию, командирован в распоряжение дежурного генерала Группы войск особого назначении в город Феодосию (Крым). По прибытии на место назначен в распоряжение генерал-майора В.Г. Науменко — начальника штаба Кубанского казачьего войска.
Полковник Гетманов назначается начальником Черноморского отряда и, являясь составной частью группы ген. Улагая, 3-го Августа 1920-го года высаживается с десантом в станице Приморско-Ахтарской для поддержки отрядов ген. Фостикова, полковника
Крыжановского и других — для приобретения армейского продовольствия и фуража, а так же, елико возможно, замедлить наседавшие большевицкие части и облегчить конец Новороссийской эвакуации [имеется ввиду, конечно, эвакуация Кубанского десанта, Новороссийск им захвачен не был. Прим. ред.].
23-го августа полковник Гетманов возвращается с десантом обратно в Керчь, где и расформировывает свой отряд. По приказанию начальника гарнизона города Керчи принял офицерскую сотню эвакуированных и находящихся в отпуску офицеров до подхода частей на погрузку 30-го октября. 3-го ноября полковник Гетманов погрузился с сотней на транспорт и отбыл из Крыма.
Уход из Керчи был спешным и душевно очень тяжелым. Помимо оставления навсегда родной земли, родных и близких, было еще одно непосредственное горе — верховые казачьи лошади, в том числе и лошадь полковника Гетманова, привыкшие к своим хозяевам и оставленные на пристани, слыша и чутьем различая хозяйские голоса на транспорте, ржали и кидались с дебаркадера в воду, пытаясь плыть за отваливающим транспортом. Для казачества в то время лошадь была родным существом, живая связь со станицей, родным домом, семьей; казак зачастую жил в холоде и впроголодь, но коня своего холил и берег, как зеницу ока. И вот теперь страшно было смотреть на рыдающие бородатые, закаленные в боях, казачьи лица, стреляющие с бортов по своим же верным, плывущим за ними, животным. Ведь большинство их было из выхоленных своими же руками сызмальства жеребят, прошедших огонь, воду и медные трубы войны и революции.

Getmanov 3.JPG

Удостоверение генерал-майора М.Д. Гетманова —
члена Союза Андреевского Флага (организация
существовалав конце 40-х -нач. 50-х гг.)

Ниже следуют последние строки, написанные Михаилом Демьяновичем на русской земле:

Пир во время «Бури».

Кругом веселье, водка льется,
Гремит веселый разговор.
А сердце бедное на части рвется,
Смертельный чуя приговор.
Нам смерть реальная не страшна,
Морально, — тяжко умирать
Когда ты знаешь что безвинно,
Ты в муках должен погибать.
Но пусть все гибнет!
Проклинаю, тебя родимая страна,
— Для новой жизни покидаю
Я все ж любимые края.
'
М.Г.
'

Ноябрь 1920, Керчь


Редакция выражает признательность за предоставление для публикации этого материала Кубанскому Казачьему Союзу (США) и лично Н.М. Гетманову и Г.П. Борисову.